|
Велимир Хлебников
|
|
ПРИЛОЖЕНИЯ: | Заклятие смехом
(1908-1909)
Заклятие смехом О, рассмейтесь, смехачи! <1908-1909> Бобэоби пелись губы <1908-1909> КузнечикКрылышкуя золотописьмом <1908-1909>
ЗВЕРИНЕЦО Сад, Сад! Где железо подобно отцу, напоминающему братьям, что они братья, и останавливающему кровопролитную схватку. Где немцы ходят пить пиво. А красотки продавать тело. Где орлы сидят подобны вечности, оконченной сегодняшним еще лишенным вечера днем. Где верблюд знает разгадку Буддизма и затаил ужимку Китая. Где олень лишь испуг цветущий широким камнем. Где наряды людей баскущие. А немцы цветут здоровьем. Где черный взор лебедя, который весь подобен зиме, а клюв — осенней рощице — немного осторожен для него самого. Где синий красивейшина роняет долу хвост, подобный видимой с Павдинского камня Сибири, когда по золоту пала и зелени леса брошена синяя сеть от облаков и все это разнообразно оттенено от неровностей почвы. Где обезьяны разнообразно сердятся и выказывают концы туловища. Где слоны кривляясь, как кривляются во время землетрясения горы, просят у ребенка поесть влагая древний смысл в правду: есть хоууа! поесть бы! и приседают точно просят милостыню. Где медведи проворно влезают вверх и смотрят вниз ожидая приказания сторожа. Где нетопыри висят подобно сердцу современного русского. Где грудь сокола напоминает перистые тучи перед грозой. Где низкая птица влачит за собой закат, со всеми углями его пожара. Где в лице тигра обрамленном белой бородой и с глазами пожилого мусульманина мы чтим первого магометанина и читаем сущность Ислама. Где мы начинаем думать, что веры — затихающие струи волн, разбег которых — виды, И что на свете потому так много зверей, что они умеют по-разному видеть Бога. Где звери, устав рыкать, встают и смотрят на небо. Где живо напоминает мучения грешников, тюлень с неустанным воплем носящийся по клетке. Где смешные рыбокрылы заботятся друг о друге с трогательностью старосветских помещиков Гоголя. Сад, Сад, где взгляд зверя больше значит чем груды прочтенных книг. Сад. Где орел жалуется на что-то, как усталый жаловаться ребенок. Где лайка растрачивает сибирский пыл, исполняя старинный обряд родовой вражды при виде моющейся кошки. Где козлы умоляют, продевая сквозь решетку раздвоенное копыто, и машут им, придавая глазам самодовольное или веселое выражение, получив требуемое. Где полдневный пушечный выстрел заставляет орлов смотреть на небо, ожидая грозы. Где орлы падают с высоких насестов как кумиры во время землетрясения с храмов и крыш зданий. Где косматый, как девушка, орел смотрит на небо потом на лапу. Где видим дерево-зверя в лице неподвижно стоящего оленя. Где орел сидит, повернувшись к людям шеей и смотря в стену, держа крылья странно распущенными. Не кажется ли ему что он парит высоко под горами? Или он молится? Где лось целует через изгородь плоскорогого буйвола. Где черный тюлень скачет по полу, опираясь на длинные ласты с движениями человека, завязанного в мешок и подобный чугунному памятнику вдруг нашедшему в себе приступы неудержимого веселья. Где косматовласый «Иванов» вскакивает и бьет лампой в железо, когда сторож называет его «товарищ». Где олени стучат через решетку рогами. Где утки одной породы подымают единодушный крик после короткого дождя, точно служа благодарственный молебен утиному — имеет ли оно ноги и клюв — божеству. Где пепельно серебряные цесарки имеют вид казанских сирот Где в малайском медведе я отказываюсь узнать сосеверянина и открываю спрятавшегося монгола. Где волки выражают готовность и преданность. Где войдя в душную обитель попугаев я осыпаем единодушным приветствием «дюрьрак!» Где толстый блестящий морж машет, как усталая красавица, скользкой черной веерообразной ногой и после прыгает в воду, а когда он вскатывается снова на помост, на его жирном грузном теле показывается с колючей щетиной и гладким лбом голова Ницше. Где челюсть у белой черноглазой возвышенной ламы и у плоскорогого буйвола движется ровно направо и налево как жизнь страны с народным представительством и ответственным перед ним правительством — желанный рай столь многих! Где носорог носит в бело-красных глазах неугасимую ярость низверженного царя и один из всех зверей не скрывает своего презрения к людям, как к восстанию рабов. И в нем затаен Иоанн Грозный. Где чайки с длинным клювом и холодным голубым, точно окруженным очками глазом, имеют вид международных дельцов, чему мы находим подтверждение в искусстве, с которым они похищают брошенную тюленям еду. Где вспоминая, что русские величали своих искусных полководцев именем сокола и вспоминая, что глаз казака и этой птицы один и тот же, мы начинаем знать кто были учителя русских в военном деле. Где слоны забыли свои трубные крики и издают крик, точно жалуются на расстройство. Может быть, видя нас слишком ничтожными, они начинают находить признаком хорошего вкуса издавать ничтожные звуки? Не знаю. Где в зверях погибают какие-то прекрасные возможности, как вписанное в часослов слово Полку Игорови. Лето 1909
Мы желаем звездам тыкать, <1910> "Конь Пржевальского"Гонимый кем - почем я
знаю? Судеб
виднеются колеса Мчась
как узкая змея Чтоб
ценой работы добыты, Но зачем устами ищем, <1912> ЧислаЯ вслушиваюсь в вас, о числа, <1912> Когда умирают кони - дышат, <1910-1912> Сегодня снова я пойду <1911-1912> Зеленый леший - бух лесиный <1912?> Мне мало надо! <1912, 1922> Муха! нежное слово, красивое, <1913> |